В этом сне я была... наверное собой, не мальчиком, как в прошлый раз. Я качалась на очень больших и широких качелях на толстых бечевках посреди засыпанной песком поляны, вокруг - деревья, сразу позади меня обрыв. На качелях не было спинки, но я почему-то не боялась упасть и не видела опорных балок. Качели были настолько высоки, что поднимаясь на них, можно было увидеть все пространство за деревьями. День тогда был солнечный, но часто накрапывал мелкий дождик и на земле была жидкая грязь. Я была одета в длинную полосатую толстовку (что-то часто толстовки стали сниться ) приятных цветов : коричневого с персиковым. Полоски были длинные, около 15 см. Самое странное заключалось в том, что мне в ней было очень удобно, а я на дух не переношу толстовки, водолазки и свитера! Кроме толстовки на мне были когда-то бежевые штаны и такие же кроссовки: вся моя одежда была измазана в застывшей грязи, будто я долго каталась по земле.
Качели толкал парень. Я не помню ни его имени, ни его лица, но у меня было чувство, что мы знаем друг друга очень давно. Он был язвителен, как один мой...недруг, как я в обычной жизни. Мы постоянно перекидывались издевательскими репликами, но мне было хорошо. На минуту Он куда-то отшел, а вернувшись, спросил иронически:
- И какая же будет погода...предсказательница?
А мне...мне вдруг стало так...наверное, это называется радость...мне стало радостно, и я сказала, мигом забыв о неприязни к нему:
- А знаешь...У меня уже было такое...когда солнце светит, но идет дождь и сыро вокруг. Но мне это нравится...- Кажется, я шептала еще какой-то бред, открыв вечную ледяную броню своей души этому, по факту, не самому близкому мне человеку. Так захотелось просто быть счастливой, что я даже не отдавала себе расчета в том, что я делаю. Я тихо рассмеялась, но даже так Он услышал мои слова. Дождавшись, пока я закончу бредить, Он развернулся и ушел, не проронив ни слова. Едва качели стали качаться медленне, я спрыгнула на лету в жидкую грязь и пошла за ним. Мой сон обрывается...

...и вот я уже бегу по ступеням вокруг серой высокой башни вместе с ребятами. Впереди меня бежал Он, перед ним еще человек десять. То и дело на бегу нам попадались дврцы - низенькие, тоже серые с металлическими прутьями, сплетающиеся в сетке. Нас было много, около тридцати человек, но периодически кто-то спотыкался и срывался вниз, с башни. Он запрещал мне смотреть вниз, не произнося не слова и иногда хватая за руку и втаскивая на следующую ступень, если я хотела сдаться. Сзади, за нашими спинами, раздавались отчаянные крики и яростное рычание. Я часто видела ее, бегущую за нами. Одна девушка обезумела и теперь хотела убить нас всех. Я не знаю, почему. Она убивала тех, до кого могла дотянуться, вырывая отросшими когтями и клыками плоть из живых людей. Те, кто не хотел для себя такой участи, но был пойман ею, сами спрыгивали вниз.
Когда мы отрывались от части ребят, отставших от слабости и теперь бегущих позади меня, добегая до очередной металлической дверцы, Он останавливался, рывком захлопывая дверцу и опуская железную щеколду. Подбегал человек, который был за мной и умоляюще, с какой-то непонятной обреченностью смотрел на нас. Но едва я, мучаясь от этого взгляда, хотела открыть дверь и впустить беднягу внутрь, его догоняла та тварь и Он снова тянул меня вперед, не давая увидеть, что девушка сделает со своей жертвой.
Меня поражала та жестокость, с которой Он оставлял их позади. Безжалостно захлопывая клетки, Он равнодушно смотрел на их страдания и паукообразную девушку с горящими глазами. И это было еще хорошо, когда Он смотрел так, ведь иногда, когда кровь убитого или убитой долетала до нас черех прутья двери, его взгляд из бесстрастного становился диким, неуправляемым, алчущим той крови, что текла из ран человека. Когда смеется безумный человек - вот такой взгляд был у него тогда. Мне казалось, сейчас он набросится и на меня...
Нас осталось четверо. Мы смогли выскочить из башни, закрыв двери. Не знаю, что случилось с девушкой - упала она в море за башней или слишком сильно ударилась головой о клетку и умерла. Через пару минут после нашего бегства все стихло и я больше ничего не слышала.
И тогда Он меня поцеловал. Я впервые смогла четко увидеть цвет его глаз - из серо-стальных они превращались в льдисто-голубые, едва он видел опасность, реально угрожавшую мне или ему. На других людей ему было наплевать, только меня тянул Он за собой.